Беженцы: Других же не оккупировали

- Девушка, прекратите раздавать вещи. Можно только через окно, - возле пункта приема гуманитарной помощи на Фроловской, 43/9, мужчина в камуфляже уговаривает меня не отдавать вещи прямо на улице.

- Что-то теплое есть? Может, одеяло или плед? - А обувь – обувь 34-го размера? – Может, 37-й? Что-то теплое – размер как на меня? Дочке через три месяца рожать, а носить уже нечего..., – наперебой спрашивают обступившие меня женщины.

- Если возьмете кульки, вас не пустят в пункт. Я вас запомнил, - беззлобно угрожает охранник галдящим женщинам, не способным оторваться от теплых вещей. И уговаривает меня:

- Девушка, из-за вас меня уволят. Вы хотите сделать доброе дело, но если увидят, что вы тут под воротами раздаете вещи, меня уволят.

Как будто в подтверждение его слов из окна высовывается голова и строго призывает охранника тщательнее следить за порядком и не допускать "самодеятельности". Такие порядки кажутся мне чересчур жесткими: во-первых, какая разница, под окном или в окне получать помощь. Во-вторых, странно, что охранник боится увольнения так сильно, как будто работает за зарплату. Наверное, дело в том, что мошенников хватает, и беженцем может притвориться, кто угодно. От размышлений меня отвлекает вопрос:

- А нет ли у вас детского одеяла? – спрашивает меня молодая женщина с потрескавшимися губами и покрасневшими от бессонницы глазами. Ее зовут Алёна.  

- Женщина, все, что нужно, вам дадут в окне, - отвечает за меня охранник.

- Но я несколько раз приезжала, и мне сказали, что детских одеял нет, - растерянно возражает она.

У меня в кульке остался комплект детской постельки.

Как советские спекулянты

- Ну, тогда отойдите куда-то за угол, спрячьте кульки, чтобы вас потом "не завернули", - смягчается охранник и указывает на угол, за которым нас не найдет.

Идем с этой и еще тремя присоединившимися по дороге женщинами за угол. Становимся на крыльце офиса, оказавшегося Украинским хельсинским союзом. Я отдаю комплект белья и раздаю несколько пар детских штанов другим мамам. Чувствую себя советским спекулянтом. Мы решаем, куда бы спрятать пакеты, чтобы женщин впустили в пункт выдачи "гуманитарки". Думали отдать в офис, но оттуда вышли две пожилые дамы, бросили на нас недовольные взгляды. Одна брезгливо бросила: "Опять эти. Не пройти". Идея просить помощь у Хельсинского союза отпала сама собой.  

Все женщины, с которыми мы оказались рядом, приехали из Горловки. Они уехали за несколько дней до того, как взорвали железную дорогу. На вопрос, когда почувствовали, что началась война, отвечают почти одинаково: Нельзя четко определить какой-то момент. Всё происходит постепенно, а потом – бац! – и стреляют уже под твоим домом. Никто не хотел верить в реальность войны на своей улице.

- У нас дома всё есть, наверное, уже было, - поправляет сама себя Марина, она хорошо одета, но явно не по погоде. - Сколько я сама перетаскала вещей со своего Влада (4-летнего сына – прим.) в церковь, в разные фонды, а теперь сама, стыдно сказать... побираюсь.

- Слава Богу, что успели уехать – все целые, никого не ранили. Уже несколько недель из Горловки людей не выпускают, – сообщает Светлана. Как и Марина, она одета красиво и по-летнему: футболка, легкая кофта, джинсы, босоножки. На улице +15, моросит дождь.  

На оккупированной территории

- А кто не выпускает?

- Да все: ДНРовцы, ЛНРовцы, Нацгвардия, - отвечает она и осекается на упоминании Нацгвардии, видимо, потому что пункт на Фроловской поддерживет Волонтерская сотня, имеющая общие корни с отрядами Нацгвардии. - Мы все за Украину, иначе уехали бы в Россию. Но вы поймите, там творятся страшные вещи. И творят их… ну, как бы так сказать, в общем, разные войска творят.

Вспоминаю классическое "белые пришли – грабют, красные пришли – грабют".

- Сел на Донбассе не осталось. Их сравняли с землей, - вмешивается в разговор Галина. Она в нашей компании старше всех – ей за 50. Через 4-6 недель ее дочка родит, а детских вещей почти нет. – Мы не знаем, кто сравнял – наши или нет. Но факт налицо – сел нет, - Сложно сказать, насколько права Галина, информация поступает противоречивая и явно неполная. Возможно, всё не так "апокалиптично".  

- А вы знаете, кого у нас берут воевать? Наркоманов, зэков, воров. Сосед моих родителей – вор-рецидивист, мы сами на него заявления писали – теперь воюет в ополчении. Летом встретила его на улице: идет, ухмыляется, на плече автомат. Зачем надо было устраивать амнистию в мае?! – задает риторический вопрос Светлана.

Подобные примеры могут встречаться и в украинских батальонах. Согласно 5-й статье закона "Об амнистиии", в дисбат отправляют осужденных за легкие, средние и тяжкие преступления. Вспоминается фильм "Холодное лето 53-го"...

- Никому не нужны жители. Нужны только территории, - говорит Алена, - Представьте, каково это жить на оккупированной территории.  

Месяц назад там же, на Фроловской, я встретила Елену из Луганска. Она тоже называла Донбасс "оккупированной территорией". Рассказывала, как быстро они научились по звуку различать оружие, из которого стреляют, и еще о растяжках. "Каких растяжках?" - в моем понимании самые страшные растяжки – на бедрах, еще бывают рекламные растяжки-баннеры. "Как какие, минные, конечно же", - удивлена вопросом Елена.

Бедуют ли беженцы?

Она приехала в Киев с двумя сыновьями 11 и 19 лет. Им чудом удалось вырваться из города, сначала на дизеле до Сентяновки, оттуда до Харькова и в Киев. Естественно, с собой они брали минимум вещей, причем летних. В столице Елена устроилась уборщицей уже через день после приезда, в Луганске работала продавцом, а по образованию – инженер. Ее старший сын пошел чернорабочим на стройку. Поселились в Борисполе в общежитии.

К слову, я не встретила на Фроловской ни одного человека, который жил бы в Киеве, все в пригородах и в селах, иногда за 40-60 км от столицы. Не видела и людей с морским загаром. Поэтому мне сложно поверить в истории из соцсетей, будто бы беженцы притворяются бедными, а на самом деле выбирают из гуманитарной помощи лучшие вещи и хвастаются, как надули наивных киевлян или галичан, а сами ездят "на юга", презирают родную страну, очень богаты и покинули Донбасс, чтобы слегка развеяться.

За что мы к ним так

Недружелюбное отношение к беженцам с Донбасса объяснимо. Список претензий к ним довольно длинный: "понаехали", из-за них убивают "наших", они демпингуют на рынке труда и подогревают цены на рынке жилья, среди них попадаются гопники и преступники, они составляли ядерный электорат "регионалов" и Януковича. Одна из ключевых причин недовольства в том, что решение их проблем переложили на плечи простых людей. Государство фактически умыло руки, хотя на нем лежит обязанность защищать жизнь своих граждан, согласно 27-й статье Конституции.

В отношении беженцев часто звучит сакраментальное "сами виноваты". Это сродни тому, что обвинять в изнасиловании саму жертву: "другую же не изнасиловали". Или в еврейских погромах самих евреев: "сами виноваты, Христа продали". Такая логика понятна, она легко объясняет, почему в беду попал не ты, а кто-то другой. Да и государству удобнее объяснить, почему оно не защищает своих граждан, ведь они "сами виноваты". Тем не менее, такая логика ущербна и ведет к отвратительным последствиям. Странно, что ею до сих пор руководствуются. Может, если бы прекратили, то и войн в ХХІ веке не было бы.

Редакция может не соглашаться с мнением автора. Если вы хотите написать в рубрику "Мнение", ознакомьтесь с правилами публикаций и пишите на blog@bnk.ua