Эксклюзив. Народная артистка Украины Лариса Кадочникова - в программе "Люди. Hard Talk" - Люди. Hard talk

bnk.ua

Наталья Влащенко: Сегодняшний наш эфир я начну необычно, Я начну его со стихотворения, которое, мало кто знает:

Нескладно получается:

Она с другим идёт.

Невестою считается,

С художником живёт.

Невестою считается,

Пьёт белое вино.

Нескладно получается,

Как в западном кино.

Пока домой поклонники

Её в такси везут,

Сижу на подоконнике

Четырнадцать минут.

Взять ножик у сапожника,

Иду я по Тверской

Известного художника

Зарезать в мастерской.

Это замечательное стихотворение гениального Геннадия Шпаликова посвящено нашей сегодняшней гостье. У нас в гостях гениальная актриса, скажу совершенно без преувеличения, гордость Украины (у нас таких людей просто вот по пальцам можно пересчитать!), гениальная Лариса Кадочникова. Здравствуйте, Лариса Валентиновна.

Лариса Кадочникова: Здравствуйте.

Наталья Влащенко: Просто… Вот мне страшно приятно видеть Вас у себя в гостях, потому что по-настоящему… Знаете, вот есть люди – живые легенды, и ты смотришь на них и думаешь: "Боже, какое счастье, что ты встретилась с этим человеком", потому что это случилось в моей жизни. Вот Вы как раз одна из таких людей. Геннадий Шпаликов. Я слышала о многих Ваших романах с известными мужчинами, но не знала, что у Вас и со Шпаликовым был роман.

Лариса Кадочникова: Боже сохрани.

Наталья Влащенко: Не было ничего?

Лариса Кадочникова: Никакого романа не было. Мы просто дружили. Это целая группа талантливых людей, операторов: Саша Княжинский, Юра Ильенко, потом ставший моим мужем, Паша Финн. И Гена Шпаликов тоже был в этой же компании.

Наталья Влащенко: Ну, для друга это страстное такое стихотворение, я должна сказать.

Лариса Кадочникова: Но я сначала не знала это стихотворение. А потом, когда прочла… Может, он тайно был влюблён? Но никогда это не показывал совершенно. Просто мы были прекрасными друзьями. И, кстати, в тот период, он вообще не пил. Если все немножко.. так, легко попивали, то он вообще не пил. Он брал гитару, пел, сочинял стихи, читал нам. Всё это было прекрасно, красиво. Потом все бросили пить…

Наталья Влащенко: А красивый был, правда? Я вот смотрю на его фотографию, был, по-моему, потрясающе красивый.

Лариса Кадочникова: Вообще все были красивые эти ребята. Все необыкновенные.

Наталья Влащенко: То есть Вас окружали очень красивые мужчины.

Лариса Кадочникова: Очень красивые. Очень красивые и любящие.

Наталья Влащенко: Я вчера рассматривала фотографии и всякие Ваши интервью читала, смотрела, вспоминала Ваши фильмы… Я рассматривала фотографии тех лет… Конечно, такое количество породистых, красивых людей в одном месте… Ну, мне понятно, почему страна восхищалась своими кинозвёздами, своими театральными актёрами… Потому что все были личностями. Все были личностями. Не какой-то там проходной человек в сериале, то, что ты даже в лицо не можешь запомнить. Просто, однажды увидев таких людей, как Шукшин, как Шпаликов, как актриса Кадочникова, забыть это – просто невозможно. А к какому художнику он Вас так ревновал?

Лариса Кадочникова: Ну, конечно, к Глазунову. Потому что все знали об этом романе. Это всё случилось во ВГИКе. И все страшно возмущались, потому что такая красивая, такая чистая и чудная дочка Алисовой вдруг…

Наталья Влащенко: Ваша мама же тоже была звезда, да?

Лариса Кадочникова: Ну, конечно. Она была уникальна. Она была красоты необыкновенной. И после "Бесприданницы" она стала одной из самых знаменитых актрис.

Наталья Влащенко: Кстати, вот её "Бесприданница" мне до сих пор кажется непревзойдённой. Кто бы ни пробовал играть, никто Ларису лучше не сыграл. Потому что она была очень органична. И она была не куклой из папье-маше, а она, действительно, была по-настоящему трагическая актриса в этой роли. И, конечно, это очень здорово. Очень здорово. Я до сих пор этот фильм смотрю с большим удовольствием. И это, действительно, Островский, на самом деле.

Лариса Кадочникова: Это Островский. И Протазанов… Когда начались пробы, то, естественно, ему стали советовать знаменитых актрис театральных под сорок лет, да. Сорок-сорок пять. А кино – совершенно другое, требующее юного лица, а Ларисе – 18 лет. И Протазанов сказал: "Нет. Нет, мы будем искать молодую, юную актрису". Пошли во ВГИК и вот увидели эту девочку с огромными чёрными глазами. Какой-то такой, ну, зверёныш. Маленький, такой подвижный, чудный, с голосом дивным, горящими глазами. И Протазанов её попробовал и понял, что лучше найти нельзя.

Наталья Влащенко: Но Вам же тоже было 18 лет, когда у Вас начался этот роман с Глазуновым, да?

Лариса Кадочникова: Я была немножко постарше, но, в принципе, да, где-то 19.

Наталья Влащенко: Мне кажется, что вот сейчас, когда уже на много лет всё это отодвинулось туда, в прошлое, вот как Вы считаете, для Вас эта встреча, которая растянулась на несколько лет, на 3 года, если мне не изменяет память, это была удача для Вас как для актрисы, как для женщины, как для личности или всё же было бы лучше, если б этой встречи не было?

Лариса Кадочникова: Я думаю, что это удача.

Наталья Влащенко: Потому что есть же мужчины, которые ломают, а есть же мужчины, которые, наоборот, строят женщину.

Лариса Кадочникова: Он и поломал, и он построил. Он сделал из меня актрису. Дело в том, что мама страшно не хотела, чтобы я была актрисой. Худенькая, болезненная, щупленькая, с длинным носом. Как Тамара Фёдоровна Макарова сказала, что я протыкаю экран своим носом. И когда я познакомилась с этим человеком, он был очень знаменит тогда, очень. То есть популярность его была необыкновенная. И когда мы с мамой пришли на выставку его первую, то стояла колоссальная очередь. У мамы просто был пригласительный билет, мы прошли сквозь эту очередь, вошли в зал, где было полно людей. Это было что-то новое.

Наталья Влащенко: Он же уже тогда был принят номенклатурой, по сути дела?

Лариса Кадочникова: Да, по сути дела, да. Он был любимцем. Он… Любимцем иностранцев. И вся интеллигенция пришла в этот зал смотреть его новые картины. Это было что-то новое.

Наталья Влащенко: Это такой был "Евтушенко советской живописи", считался продвинутым тогда, да?

Лариса Кадочникова: Да, совершенно правильно. И когда мы подошли к нему… Вернее, жена подвела нас… Ну а она обожала маму… И когда она подвела к Глазунову, то она сразу обратила на меня внимание и сказала: "Илюша, посмотри, какая чудная девочка, какие у неё потрясающие глаза". Илья вообще на меня никакого внимания не обратил. Но позвонил на следующий день. И вот со следующего дня у нас начался сумасшедший роман.

Наталья Влащенко: Вообще, знаете, в связи с этим хочу спросить: нравы советского кино… Сколько бы ни говорили о том, что приглашали только талантливых, но из трёх талантливых всегда можно выбрать одну, правда? И как бы так складывалось, что примами советского кино всё равно были жёны режиссёров, всё равно были фаворитки режиссёров, как бы там ни было. Этот фактор очень значительную роль сыграл, скажите, в жизни многих актрис?

Лариса Кадочникова: Безусловно. Конечно, это большая удача быть женой хорошего режиссёра. Почему бы нет?

Наталья Влащенко: Я бы даже так сформулировала: то, что говорят… Знаете, ущербный обыватель говорит: через постель. Мне кажется, в советском кино это была обычная история.

Лариса Кадочникова: Ну, я не знаю, как через постель. И такое бывает.

Наталья Влащенко: Не знаете?

Лариса Кадочникова: Нет, конечно. Ну, я знаю в силу того, что муж мой был потом Ильенко, и он стал режиссёром. Он вообще мечтал, я же работала в "Современнике", а он на Ялтинской студии, и когда он приезжал в "Современник" и видел меня, то он чуть ли не падал в обморок. Он так меня любил. Он привозил огромные охапки… букеты цветов.

Наталья Влащенко: О Юрии Герасимовиче мы с Вами ещё поговорим. Я бы хотела спросить об этой замечательной паре, которые были Вашими наставниками – Герасимов и Макарова, о которых Вы всегда с удовольствием вспоминаете, с большим пиететом говорите, и это правильно… Потому что, ну, к Макаровой-актрисе отношусь равнодушно, а вот Герасимов-режиссёр… Мне до сих пор его фильмы кажутся очень стильными: и "У озера", и "Журналист".

Лариса Кадочникова: Это правда.

Наталья Влащенко: Это, знаете… Это смотрится, как итальянский неореализм всё равно. Как он строил кадр… Вот несоветский он был, этот режиссер. Так же, как Марлен Хуциев. Вообще, удивительный был период в советском кино. Но правда ли, что у них был свободный брак? Что Макарова очень любила молодых мужчин, и она себе в этом не отказывала, ну, и Герасимов тоже, естественно, любил молодых и красивых актрис и тоже себе в этом не отказывал?

Лариса Кадочникова: Ну, Вы ж знаете, они жили в нашем доме на Драголюбовке в Москве. Я была совершенно ребёнком, я видела, как они выходили из своего подъезда, как они садились в шикарную машину, притом, что ни у кого ничего не было, и машин почти что не было. А вот эта пара была удивительная. У них соединялись две квартиры. Соединённые были. Я один раз была в этой квартире.

Наталья Влащенко: У него отдельно, у неё отдельно?

Лариса Кадочникова: Ну, я не знаю. Я была в общей квартире, как бы соединённой. Мне показали все комнаты. Это я один раз в жизни была в этом доме. Это был сказочной красоты дом. С огромным портретом "Маскарад" – Нина, где она сыграла Нину. Дивной красоты. И, вообще, она мне казалась самой красивой женщиной мира. Как она ходила, как она садилась в машину, как она выходила из подъезда… Она показывала нам, детям, как надо ходить, что такое звезда того времени. И мне казалось, что более красивой женщины нет.

Наталья Влащенко: А как надо было ходить?

Лариса Кадочникова: Ну, как то по-особенному! Легко! На ней всегда были дивные туалеты. Она была хороша собой. Всё остальное я не знала, я была ребёнком. Смотрела фильмы с её участием. И мне казалось, что лучше, чем она ходит, нет женщины.

Наталья Влащенко: А соперниц она не замечала, она игнорировала, да?

Лариса Кадочникова: Я думаю, что да. Понимаете, такая была семья…

Наталья Влащенко: Никаких скандалов, связанных с этим вообще не было?

Лариса Кадочникова: Во дворе мы ничего не знали. Это была дивной красоты семья.

Наталья Влащенко: Ну, это во дворе, но… Вы же были в кино. Слухи-то были какие-то?

Лариса Кадочникова: Но дело в том, что я её обожала, а она, когда я поступила во ВГИК, она маме сказала: "Нина Ульяновна, Ваша дочка очень красится". Действительно, я красилась. При бледном лице я красилась сильно: глаза и сильно губы. Это мне приказал Глазунов. Приказал. И мама сказала: "Тамара Фёдоровна! Она берёт пример с Вас". Потому что у них был какой-то определённый конфликт. И потом она сказала: "Вы понимаете, Ваша дочка красива, но её нос протыкает экран". Я это запомнила на всю жизнь. И потом… Потом, конечно, (смеётся) этого не было, потому что меня снимали замечательные операторы, которые понимали моё лицо, чувствовали и, кстати, кстати…

Наталья Влащенко: Ну, кино – это же светомонтаж, по сути.

Лариса Кадочникова: Конечно. Кстати, Саша Княжинский, один из лучших кинооператоров, сказал, что Кадочникова имеет самое фотогеничное лицо мира. Он так сказал обо мне. Поэтому я потом успокоилась, но факт тот, что она так сказала.

Наталья Влащенко: А были какие-то уроки Глазунова, скажем, какие-то исторические принципусы? Ну, понятно, отношения мужчины и женщины – это ясно, да? И даже не сомневаюсь в том, что он Вам казался удивительным: ну, во-первых, опытный мужчина, во- вторых, энергетичный, наверняка, человек. И мужчину сама слава, то, что у него уже это есть… Сама слава и деньги для молодой девушки, как мне кажется, уже делает его чрезвычайно привлекательным. Лучшие рестораны, его узнают, к нему, там, визжат, подбегают и т. д. Наверное, это всё действует просто гипнотически. Вам же льстило это?

Лариса Кадочникова: Ну, конечно, я была ребёнком, совершенным ребёнком! Вы понимаете, в рестораны он никогда не водил, никогда. Нет.

Наталья Влащенко: Да Вы что? Жену боялся?

Лариса Кадочникова: Нет. Кстати, он никого не боялся. Он абсолютно… Он один из добрейших людей. По доброте с Параджановым можно только сравниться, но просто принципиально не водил ни в какие рестораны.

Наталья Влащенко: Почему? Молодыми красивыми подругами обычно хвастать любят мужчины.

Лариса Кадочникова: Я думаю, здесь была другая причина: воспитание. Он воспитывал из меня своего человека, который должен был поклоняться его гению и воспитывал из меня великую актрису.

Наталья Влащенко: Он Вам делал подарки какие-нибудь?

Лариса Кадочникова: Делал. Очень мало. Очень мало делал подарки и никаких драгоценностей. Он давал деньги.

Наталья Влащенко: А в те времена было принято вообще как-то одаривать женщин или это…

Лариса Кадочникова: Я думаю, что нет. По-моему, это было стыдно. Деньги давал, потому что денег у меня вообще в помине не было. Я не знала, что такое деньги. Мама давала три рубля бабушке, и бабушка на три рубля готовила обед.

Наталья Влащенко: Щедрый был?

Лариса Кадочникова: Очень щедрый.

Наталья Влащенко: А Глазунов сколько мог дать?

Лариса Кадочникова: А Глазунов давал на такси и давал… Вот я хотела купить платье какое-то… Я обычно покупала у Кустинской. Мама её изумительно шила… И давал, сколько я попрошу.

Наталья Влащенко: Вы имеете в виду Наталью Кустинскую?

Лариса Кадочникова: Да. Сколько я попрошу, он мне давал. Вообще, денег он не жалел. Он не жалел. Он учил меня, что надо любить Достоевского, что надо любить Рафаэля и, конечно, его, потому что он великий, самый гениальный.

Наталья Влащенко: Прежде всего?

Лариса Кадочникова: Прежде всего (смеётся).

Наталья Влащенко: Ухаживал ли за Вами когда-нибудь Герасимов?

Лариса Кадочникова: Никогда!

Наталья Влащенко: Он же такой, говорят, был любвеобильный очень.

Лариса Кадочникова: Ну, во-первых, я же была ребёнком, когда пришла в институт. А потом, когда мы поехали на Пицунду, я уже была знаменитой. Уже "Тени забытых предков" прошли, получили более ста международных наград, уже "Белая птица..." была… То есть Кадочникова стала уже другой Кадочниковой. Да, они, кстати, там с Тамарой Фёдоровной отдыхали. И мы один раз пошли в горы с Сергеем Аполлинарьичем по грибы. И мы вдвоём, да. Но мы собирали грибы. Насобирали много грибов, принесли в Дом отдыха и отнесли на кухню. Там варили, там жарили эти грибы. Во всяком случае, я помню, что готовили. Это был один раз нашего уединения, но чисто такой прогулочный, и никогда я на себе не испытывала взгляда этого великого… Я считаю, великий кинорежиссёр. Потрясающей, кстати, красоты человек. Вот это я потом уже, старше, я это поняла.

Наталья Влащенко: Да, он породистый.

Лариса Кадочникова: Породистый, породистый. Как он умел говорить, как ходить.

Наталья Влащенко: Сухое лицо, красивый череп, породистый очень.

Лариса Кадочникова: Красивый, умница большая.

Наталья Влащенко: Ну, и кино гениальное снимал.

Лариса Кадочникова: А педагог какой! Его же все обожали.

Наталья Влащенко: Все вспоминают, кто учился у него. Лариса Валентиновна, Ваш тандем с будущим мужем, с Ю. Г. Ильенко, был плодотворен не только для Вас, но и для него. Я считаю, что с Вами он снял свои лучшие фильмы в качестве оператора. То есть вот фильмы, которые Вы только что вспоминали, они гениальны, и я думаю, что они навсегда останутся в истории мирового кино. Потому что есть же искусство, которое не стареет. Когда меня спрашивают студенты, чем отличается талантливое от гениального, я всегда говорю, что иногда талантливое хиреет от времени. Ну, просто стирается, и всё. И время его уничтожает. А гениальное всегда пробивает толщу времени, сколько бы ни прошло. И я считаю, что вот эти фильмы, действительно, они такие… И "Белая птица...". И вот, что я хочу у Вас спросить. Ильенко – гениальный оператор, безусловно. Его режиссёрские работы, к сожалению, к сожалению, не получили никакой известности, и мне они (но это сугубо моё мнение), мне они кажутся чрезвычайно слабыми. А что Вы думаете по этому поводу?

Лариса Кадочникова: Вы понимаете, я прожила с Ильенко 18 лет. 18 лет, с одной стороны, с очень талантливым человеком, безумно талантливым оператором, безумно самолюбивым человеком, очень жёстким. Он очень тяжёлый, жёсткий человек.

Наталья Влащенко: Я знала немножко Юрия Герасимовича.

Лариса Кадочникова: Он близок по характеру к Глазунову. Но он менее его талантлив. Менее талантлив, я считаю. Но вот эта амбиция по поводу режиссёрских своих работ… Мне кажется, может быть, он и правильно сделал. Не потому, что он пообещал, что обязательно будет меня снимать в своих фильмах. Просто настал такой период, он поднялся на такую высоту с Параджановым ("Тени забытых предков"), что он не имел права опускаться.

Наталья Влащенко: Может ли быть такое… Ну, он мог навсегда остаться очень хорошим оператором. Это прекрасная профессия. Может ли быть такое, что с ним злую шутку сыграло то, что рядом с ним были действительно гениальные режиссёры? Можно сколько угодно говорить о том, какой режиссёр Параджанов, режиссёр-художник или режиссёр в классическом смысле слова, потому что говорят, Параджанов никогда не работал с актёрами, например: вот он как рисовал картины, так и рисовал своё кино, но то, что он – гений, это, безусловно. И мне кажется, что вот злую шутку сыграло то, что захотелось стать по другую сторону камеры. Возможно такое или нет? Или он всегда хотел заниматься режиссурой?

Лариса Кадочникова: Он не говорил. Вообще, в начале и не было даже попыток. Я думаю, что это возникло после "Теней". Потом, его очень любил Цвиркунов, директор студии. И, может, он тоже поощрял его в этом. Но я не могу сказать, что он не состоялся как режиссер. Это моё чистое мнение.

Наталья Влащенко: А какие картины его Вы любите?

Лариса Кадочникова: Я думаю, "Белая птица…", "Вечер на Ивана Купала", "Родник". Как Рома Балаян сказал, если бы сократить его, сделать там одну или две части – это было бы гениальное произведение. Я думаю, "Белая птица…" и "Вечер на Ивана Купала". Вот, мне кажется, эти две картины.

Наталья Влащенко: Вот мне в этих двух картинах нравится, всё-таки, операторская работа больше.

Лариса Кадочникова: Ну, может быть. Он, всё-таки, смотрел и с этой точки зрения. И потом, "Белую птицу…" снимал же Вилен Калюта, тоже безумно же талантливый человек, а "Вечер на Ивана Купала" снимал его старший брат, Вадим Ильенко, гениальный тоже оператор. Понимаете, вот этот союз таких людей с такими операторами и плюс ещё Иван Миколайчук, который написал сценарий "Белой птицы…"… Они вдвоём с Юрой. Это всё очень сложно.

Наталья Влащенко: Это же был золотой период украинского кино. Ничего более значительного потом никто никогда не сделал после них.

Лариса Кадочникова: В том-то и дело. Никто.

Наталья Влащенко: Это то, что можем назвать периодом романтического украинского кино. Мне не очень нравится это название. Оно немножко… такое сахарное, но, тем не менее, то, что делал Ильенко, то, что делал Осыка, то, что делал Калюта, то, что делали некоторые другие люди…

Лариса Кадочникова: Рома Балаян того периода.

Наталья Влащенко: …да, того периода… Это, конечно, удивительно, очень здорово, и это совершенно самодостаточно. Вот, говорят, что украинское кино вторично. Это неправда. Мы делали… У нас был период, когда у нас было кино, котороё ни с чем не перепутаешь, и это было кино мирового уровня, которое вполне конвертировалось в мировой кинематограф. А вот Ваша личная жизнь с Ильенко. Что случилось? Потому что мне Вы кажетесь человеком очень комфортным. Мне кажется, что с Вами можно прожить 20 лет и не поругаться. Почему вот как-то не сложилось?

Лариса Кадочникова: Вы понимаете, вначале так и было. Считалось, что самая красивая пара. Это было действительно так. Его любовь была совершенством, вот можно сказать. Потому что так любят очень редко. И моя работа в "Современнике", и ВГИК, и плюс мама, и всё какой-то ореол совершенно удивительной женщины. Он боготворил меня. Вот это было. Это был довольно длительный период. И первые работы совместные – это был праздник. А потом произошло то, что происходит. Вероятно, всё-таки, не должны работать всё время вместе режиссёр и любимая жена. Всё-таки, можно одну-две картины. А дальше надо расходиться. Надо давать возможность жене сниматься у других режиссёров. А он запрещал.

Наталья Влащенко: Он запрещал Вам сниматься у других режиссёров?

Лариса Кадочникова: Он запрещал. Я даже и не пробовалась. И другие режиссёры это прекрасно знали и не приглашали.

Наталья Влащенко: И перестали приглашать.

Лариса Кадочникова: Они не приглашали, зная, что Юра меня никуда не отпустит. А он готовил следующий фильм, специально писал на меня роль, и я ждала следующей роли. И вот это… Хорошо, что я работала в театре. Я не очень много играла, но играла всё равно. И всё-таки, я не была так зависима от него.

Наталья Влащенко: А Вы в Киеве сразу в русскую драму поступили?

Лариса Кадочникова: Я – сразу, да.

Наталья Влащенко: Я просто хочу прервать на секунду рассказ о Вашей жизни с Юрием Герасимовичем. А как Вы могли уйти из "Современника"? Я вот до сих пор не могу понять. Это же был пик, просто вот расцвет популярности "Современника", когда в одном месте были, там, и Волчек, и Ефремов, и Табаков, и Толмачёва. То есть цвет вообще. Эти люди ещё не разбежались по разным театрам, они все были вместе. И просто добровольно оставить такой творческий тандем…

Лариса Кадочникова: Я одна так сделала, понимаете?

Наталья Влащенко: Это всё из-за любви или легкомыслия?

Лариса Кадочникова: Скорее, из-за легкомыслия. Меня обожали в этом театре. Безумно любили все. Вообще, это был театр единомышленников. Там собрались очень талантливые люди. Возглавлял Ефремов, которого мы все обожали. И уйти из театра – это было преступление, но я совершила это преступление. Я даже не могу понять. Я же не знала, кто такой Параджанов. Плохо понимала, кто такой Коцюбинский. Ну, Юра был моим мужем. Ну и что? Он до этого снимал в Ялте фильмы, я работала в "Современнике". Вот что-то случилось. Я приехала в Киев, и я увидела дивной красоты город. Ничего общего с Москвой. С этим сумасшествием вообще.

Наталья Влащенко: Да, Киев 70-х был прекрасен. Зелёный.

Лариса Кадочникова: Прекрасен. Зелёный, красивый, спокойный. Днепр – можно было купаться. Просто задохнулась от красоты.

Наталья Влащенко: Такая Европа была, медленная и неторопливая.

Лариса Кадочникова: Красивый муж, любящий безумно, познакомилась с Параджановым. Какой-то непонятный человек восточной национальности и Коцюбинский. Ну, прочла. Такая какая-то сентиментальная история…

Наталья Влащенко: А как Вы пережили суд с Параджановым?

Лариса Кадочникова: Ну как я пережила? Это вообще был ужас.

Наталья Влащенко: Вас вызывали?

Лариса Кадочникова: Меня не вызывали. Юру только вызывали. Один раз позвонили, что-то спросили. Я ответила. Сказали: "Нет, Вы не нужны". Достаточно было, чтоб Юра пришёл.

Наталья Влащенко: Что говорили в этом кругу? Почему его посадили? Понимаете, статья, которую ему дали… Мне кажется, в то время никого не интересовало это. Все про всех всё знали, и, по-моему, очень редко она использовалась для того, чтоб человека приструнить. Сказать, что он был антисоветчиком, – я в это не верю. Тогда фрондёрством занимались все в этой среде. И все там могли насмешничать, рассказывать анекдоты, высказываться каким-то образом. Это тоже была обычная история. Почему же его посадили? Какова подлинная причина? Никто об этом не знает?

Лариса Кадочникова: Ну, знают, конечно. Вообще, язык его – враг его. Он что хотел, то и говорил. Он был свободен. Вы понимаете, больше всего пугало руководство – его свобода. Он был свободным человеком, в отличие от всех нас. Мы были зависимы, мы зависели от всего. Он был свободен. Он говорил то, что думает. Он не был политиком. Он был аполитичен. Но то, что он думал, он говорил. И то, что в его квартире был центр, культурный центр, и там собиралось лучшее общество, и говорили всё, что думали, – это раздражало руководство, раздражало правительство и раздражало творческих некоторых людей, которые занимали определённое место. Ему стали завидовать. До "Теней…" никто не завидовал. Он делал средние фильмы. Ещё даже плохие. И вдруг сделал гениальный фильм. И все о нём заговорили. Весь мир. И полетела картина по миру. И появилась зависть. Дикая зависть. К совершенно другому, необычному человеку.

Наталья Влащенко: То есть Вы считаете, что уголовное дело против Параджанова было инициировано всё-таки из творческой среды?

Лариса Кадочникова: Абсолютно. Я в этом даже уверена. И зацепилось, и покатился ком.

Наталья Влащенко: Ну да, когда эта машина начинает работать, её остановить очень трудно. А кто был инициатором Вашего развода с Юрием Герасимовичем: Вы или он?

Лариса Кадочникова: Понимаете, достигло такое состояние взаимоотношений, мы понимали, что вместе работать мы не можем. Он меня никуда не пускал сниматься. И вообще, режиссёры от меня абсолютно отказались. Он мне сказал: "Ты не заработаешь. Мы с тобой, если разведёмся, – ты не заработаешь ни копейки". Но несмотря на это, я стала зарабатывать очень большие деньги. Он сказал: "Я перекрою тебе все дороги в кино".

Наталья Влащенко: То есть Вы были инициатором развода?

Лариса Кадочникова: А нет. Мы как бы вдвоём, мы поняли, что мы больше существовать вместе не можем. У нас начались дикие скандалы. Опять-таки, я считаю, что…

Наталья Влащенко: А эти скандалы были из-за женщины или всё-таки…

Лариса Кадочникова: Да женщины… Ну что… Женщины, они появлялись и исчезали. Так же, как появлялись и исчезали у меня мужчины. Просто тот союз – прекрасный союз двух любящих людей… Потому что он больше меня любил. Я потом его полюбила…. Вот этот союз творческий распался. Мы не могли вместе работать, а на стороне мы тоже не могли работать. Вот и получилась конфликтная ситуация. Мы должны были разбежаться, разбежаться. Я уехала сниматься в Польшу. Меня пригласили в Польшу сниматься в "Дом под дождём" по рассказу Паустовского. Я уехала, наверное, на месяц, чего, может быть, не надо было делать. Возможно, умная женщина и женщина, которая умеет держать мужа, этого бы не сделала, но я уехала, потому что была интересная работа. Потом, работа в Польше. И когда я уехала, я на следующий день поняла, что человек мне изменил навсегда.

Наталья Влащенко: А как Вы это поняли?

Лариса Кадочникова: А по звонку. Я просто позвонила домой и услышала море голосов. И была там Тоня Лихтий. Тоня Лихтий – моя близкая подруга, которая меня обожала и я её обожала, которая никогда – ни она, ни я – друг друга не предавали. И когда она подошла к телефону, и я спросила, кто находится в квартире, она перечислила людей и женщин, которые никогда не были в этой квартире. И она произнесла имя одной женщины, которая, я поняла, что эта женщина разрушит мою жизнь. И всё.

Наталья Влащенко: А как? Это интуиция? Почему Вы подумали об этом, что именно эта женщина разрушит вашу жизнь?

Лариса Кадочникова: Я именно поняла, потому что интуиция…

Наталья Влащенко: А Вы знали её?

Лариса Кадочникова: Нет, совершенно. Очень плохо, абсолютно не знала. И на следующий день, когда у меня был первый съёмочный день и самый сложный, я не спала ни минуты, я плакала. Я поняла, что жизнь с ним у меня закончилась. И мы поехали на съёмку. И был самый сложный съёмочный день. Конец вообще картины. Как Вы знаете, в кино можно начинать и снимать первый съёмочный день последним кадром. И это был кадр расставания с героем. И когда я пришла на площадку, я думала, что режиссёр меня выгонит с площадки. У меня были синяки, заплаканное лицо. Меня загримировали, я вышла на площадку, без слов я должна была сыграть прощание с героем. Я сыграла так, что все зааплодировали. Я рыдала так, я так бросилась к этому человеку, актёру, которого я видела первый раз… Я так сыграла эту сцену, что все плакали. Стояли, плакала группа. И после съёмки все бросились… И с этого дня я стала любимицей группы. Я говорила на русском языке, они – на польском, и мы так снимали. Но, придя домой… Позвонил Юра и сказал, что он меня любит больше жизни. На самом деле это было не так. И на этом закончилась наша совместная жизнь. Когда я приехала, я поняла это сразу. Вот так закончилась трагически. Фактически, я очень хорошо сыграла эту роль в этом польском кино, получила картина премии, я ездила на фестивали, все объяснялись мне в любви, но жизнь была разрушена. Возможно, умная женщина это бы не сделала, не уехала бы на месяц.

Наталья Влащенко: Ну, с Вашей профессией это же невозможно.

Лариса Кадочникова: А, это невозможно... Наконец меня пригласили! И вот так вот мы разошлись. И это был очень тяжёлый период в моей жизни.

Наталья Влащенко: У Вас было достаточное количество романов с известными людьми. У Вас было два брака. Два?

Лариса Кадочникова: Да-да.

Наталья Влащенко: Кого бы сегодня Вы могли бы назвать мужчиной своей жизни? Если оглядываться назад.

Лариса Кадочникова: Миша очень много сделал. Но мужчиной своей жизни я назову только Глазунова. Потому что там была с моей стороны очень большая любовь. И он сделал меня актрисой. Он сделал меня большой актрисой.

Наталья Влащенко: То есть он оптику привнёс в жизнь, объём, это важно.

Лариса Кадочникова: Да-да.

Наталья Влащенко: Я хочу у Вас спросить вот о чём. Вы прожили счастливую биографию творческую, прожили ещё не до конца, Вы работаете в театре, и дай бог, чтоб Вы работали долго. Скажите мне, пожалуйста, у Вас есть любимая книга?

Лариса Кадочникова: Я люблю вообще все пьесы Чехова. Для меня, может быть, оттого, что я в театре играю "Насмешливое моё счастье"… Книппер, которая переиграла все пьесы Чехова… Вот "Чайка", конечно, самая любимая пьеса.

Наталья Влащенко: Как Вы думаете, почему у Чехова при всей его любви к женщинам (он же был известным бабником) не было ни в одном рассказе, ни в одной пьесе ни одной счастливой женщины. Есть этому какое-то разумное объяснение?

Лариса Кадочникова: Да, это правда. Ну, вот фраза Нины Заречной: "Неси свой крест и веруй". Ну, я не знаю, мне кажется, что и он, Чехов, был не очень счастливым человеком за счёт того, что соединил свою жизнь с актрисой. Вот эта фраза: "А вы бы могли жениться на актрисе? ". Вот это всю жизнь он пронёс. Он её любил, и она любила, они были отдельно друг от друга, каждый жил своей жизнью. Вот это он пронёс через всю жизнь – светлый, прекрасный, чудный человек, великий писатель Антон Павлович Чехов. А она жила театром.

Наталья Влащенко: Вы знаете, я была знакома с одной актрисой, которая видела их в последний год жизни – приходила к ним домой. Её рассказы меня настолько потрясли… Я была ребёнком, когда она мне это рассказывала,… что я до сих пор не могу забыть. Я сквозь призму этих рассказов… Я обожаю Чехова по-прежнему, но я не могу слышать даже фамилию Книппер-Чеховой, настолько меня потрясли рассказы о последних годах их жизни. К сожалению, мы должны заканчивать. Я Вам должна сказать, я делаю очень редкое исключение, потому что жанр наш – Hard Talk. И это должны были быть тяжёлые разговоры, тяжёлые вопросы, но я не могу скрыть своего восхищения Вами, потому что я восхищаюсь Вашей формой, я восхищаюсь тем, как Вы достойно пронесли свой крест через всю жизнь, и дай бог Вам ещё долго-предолго – сколько Вы захотите. И чтобы жизнь Вам дарила тепло вот в тех объёмах, в которых Вы хотите. С нами сегодня была женщина, которую любили лучшие мужчины эпохи. Ну, знаете, само по себе в жизни – это уже огромная удача быть рядом с гениями. А если ты ещё и сама гений – это просто фантастическая отдельная история. И, слава Богу, что мы можем быть её свидетелями. Спасибо большое. Сегодня с нами была Лариса Кадочникова.